Я не произнес ничего.
— А потом, — продолжил Рот, — когда те червячки уже по-настоящему начали выедать ему мозг, он начал думать, шо ты оборотень какой-то или черт. Он пустил молву по всему Югу, по Западу, по Среднему Западу. «Найдите такого-сякого Эмберсона и замочите его. Убейте. Тот парень не людского рода. Я это слышал, но не обратил сначала внимания. А теперь взгляните на меня, больного, умирающего. И это все им сделано. Так как он оборотень, или черт, или ще кто знает какое дерьмо». Взбесился, догоняешь? Куку на муку.
Я не произнес ничего.
— Карма, что-то мне кажется, что наш приятель Джордж меня не слушает. Похоже, шо он задремал. Ну-ка звякни ему, пусть проснется.
Не хуже, чем Том Кейс, мужчина в желтых сыромятных перчатках, выстрелив прямо от бедра, попал апперкотом мне в левую половину лица. В голове взорвалась боль, и несколько минут все с той стороны мне виделось через пурпурную мглу.
— О'кей, теперь у тебя немного более бодрый вид, — сказал Рот. — Итак, на чем я остановился? О, вспомнил. Как ты превратился в личную страшилку Эдди Г. Это из-за его сифы, мы все это понимаем. Не было бы тебя, была бы какая-то собака из соседней парикмахерской. Или какая-нибудь девка, которая мучительно прищемила ему яйца, когда дрочила ему в переулке, еще шестнадцатилетнему. Он иногда собственного адреса не помнит, должен кого-то звать, чтобы его домой отвели. Печально, не так ли? Это все те черви в его голове. Но все ему идут на уступки, так как Эдди всегда был хорошим парнем. Он мог такой анекдот проплести, шо ты до слез обрыгочешься. Никто не верил, шо ты на самом деле существуешь. И вдруг персональная страшилка Эдди Г. нарисовывается в Далласе, в моем офисе. И что же происходит? Страшилка ставит на то, шо «Пираты» побьют «Янки», когда всем известно, шо такого быть не может, да еще и в семи играх, когда все знают, шо серия столько не продлится.
— Просто удача, — сказал я. Голос прозвучал хрипло, так как левая половина лица уже распухала. — Импульсивное навеяние.
— Это просто тупость, а за тупость всегда надо платить. Карно, а ну-ка захерачь этого тупого сукиного сына.
— Нет! — попросил я. — Прошу, не делайте этого!
Карно улыбнулся, словно услышал что-то забавное, схватил со стола обмотанную фетром трубу и захерачил мне по левому колену. Я услышал, будто что-то там, внизу, треснуло. Звук такой, как если кто-то хрустит своими пальцами. Боль невыразимая. Подавив вопль, я осел в руках тех двоих, которые меня держали. Они поддернули меня вновь вверх.
Рот стоял в косяке, руки в карманах, с той же беззаботной улыбкой на лице.
— О'кей. Законно. Там, кстати, распухнет. Ты не поверишь, как сильно распухнет. И чего стыдится, ты сам себе это купил, сам заплатил и вот теперь имеешь. Конечно, это просто факты, мэм, ничего кроме фактов.
Громилы рассмеялись.
— Факт, шо в таком прикиде, как тот, шо был на тебе в тот день, когда ты зашел в мой офис, никто не делает таких ставок. Для пацика, одетого так, как тогда был одет ты, убойная ставка — это две пятерки, больше всего — пара десяток. Но «Пираты» победили, это тоже факт. И я начинаю думать, шо Эдди Г. где-то прав. Не то шо ты какой-то там черт, или оборотень, или какой-то экстрасенсорный трюкач, ничего подобного, но, скажем, если ты знаешь кого-то, кто знает кое-что? Скажем, как забашлять где надо, чтобы «Пираты» выиграли всю семерку?
— Никто не отважится на договорную игру в бейсболе, Рот. Никто после скандала «Черных носков» 1919 года. Ты, как букмекер, должен был бы это знать.
Он поднял брови вверх.
— Ты знаешь мое имя! Ой-ой, может, ты и в самом деле экстрасенс. Но я не могу тратить на тебя целый день.
Словно в подтверждение последних слов, он посмотрел на свои часы. Те были большими, громоздкими, наверное, «Ролекс».
— Я хотел посмотреть, где ты живешь, когда ты тогда являлся за деньгами, но ты пальцем прикрыл свой адрес. Ну и хорошо. Много кто так делает. Я решил, пусть так и будет. Мо’, над’ было послать пару парней, что бы выбили из тебя дерьмо, или совсем прибили, чтобы у Эдди Г. ум — или шо там от него осталось — успокоился? Только потому, шо какой-то пацик чудно выиграл, лишив меня двенадцати сотен? На хер, чего Эдди Г. не знает, то его не волнует. Кроме того, убери я тебя, он начал бы думать про шото другое. Скажем, шо Генри Форд был Анни Христосом или еще о кто знает каком дерьме. Карно, он вновь меня не слушает, а меня это бесит.
Карно влепил трубой мне по корпусу. Удар парализующей силы попал ниже ребер. Боль, сначала зудящая, пошла в рост, разгорелась во мне горящей кометой.
— Больно, не так ли? — спросил Карно. — Аж до коленки той достает, правда?
— Кажется, ты мне что-то порвал, — произнес я. Услышав звук охрипшей паровой машины, я понял, что это я так хекаю.
— Я, бля, надеюсь, шо так и есть, — сказал Рот. — Я тебя отпустил, ты, дурбецало! Я, бля, тебя отпустил! Я о тебе забыл! А ты потом нарисовываешься у Фрэнка в Форт-Уорте, чтобы сыграть на бой Кейси-Тайгер. И вновь тотже самый почерк — большая ставка на неудачника, чтобы взять наибольший коэффициент. На этот раз, сука, ты предусмотрел даже конкретный раунд. Короче, вот шо будет дальше, дружище: ты мне рассказываешь, откуда ты все знал. Если так, я делаю с тебя несколько снимков в этом виде и Эдди Г. отомщен. Он знает, шо не может получить тебя мертвого, так как Карлос сказал ему нет, а Карлос единственный, кого он слушается, даже сейчас. Но когда он увидит какое из тебя месиво... но где там, пока шо на тебе совсем не видно, шо ты попал под крутой замес. Ну-ка замеси его еще, Карно. Личико теперь.