Так я загадал три желания, и все три осуществились.
14
Следующую остановку я назначил себе в доме № 214 на Западной Нили-стрит. Я позвонил по телефону хозяину и сказал ему, что август у меня там последний месяц. Он старался меня отговорить, уверяя, что ему редко попадаются такие хорошие квартиранты, как я. Наверное, это и в самом деле было так — ни разу относительно меня не спрашивалась полиция, а по соседству они появлялись ой как часто, особенно по уик-эндам, — но я подозревал, что причина скорее состояла в большом количестве квартир и недостатке любых квартирантов. Даллас переживал очередную из своих периодических депрессий.
По дороге я заехал в «Первый зерновой банк», где пополнил свой счет на полученные от Фрати две тысячи. Удачный ход. Позже — намного позже — я понял, что, если бы повез их с собой на Нили-стрит, я бы их наверняка потерял.
По плану я собирался окончательно обыскать все четыре комнаты, не осталось ли там чего-то моего, обращая особое внимание на те мистические уголки, куда прячутся всякие вещи: под диванными подушками, под кроватью, за ящиками бюро. И, конечно же, я заберу свой револьвер. Он нужен мне, чтобы завершить дело с Ли. Теперь я уже окончательно решил его убить, едва лишь он вернется в Даллас и у меня появится возможность. А тем временем я хотел позаботиться, чтобы там не осталось ни одного следа Джорджа Эмберсона.
С приближением к Нили-стрит ощущение замкнутости во временной эхо-камере чрезвычайно усилилось. Я не переставал думать о двух Фрати, одного с женой по имени Марджори, а второго с дочкой по имени Ванда.
Марджори: «Речь идет о том, чтобы сделать ставки, если нормальным языком? »
Ванда: «Если полежать и подумать, речь идет о ставках?»
Марджори: «Я Джон Эдгар Гувер, сынок».
Ванда: «Я шеф полиции Далласа Джесс Карри».
Ну и что? Просто отголосок, вот и все. Гармония. Побочный эффект путешествия через время.
А, тем не менее, тревожный звон начал бухать в глубине моей головы, а когда я завернул на Нили-стрит, его буханье всплыло на поверхность. История повторяется, прошлое гармонизируется, от этого и все эти мои ощущения…но не только от этого. Когда я заворачивал на подъездную аллею дома, в котором Ли разрабатывал свой недалекий план покушения на генерала Эдвина Уокера, я уже буквально слышал этот тревожный звон. Так как он теперь уже бухал очень близко. Он теперь бил так, что гудело.
Акива Рот на матче, но не один. С ним вместе эффектная куколка в очках а-ля Гарбо и норковой горжетке. Август в Далласе не тот сезон, чтобы одевать на себя меха, но в зале работал мощный кондиционер и — как это говорят в моем времени — иногда хочется прибавить себе значения.
«Убрать темные очки. Убрать горжетку. Что у нас есть?»
Какую-то минуту, пока я сидел в машине, слушая, как стучит остывающий двигатель, мне не являлось ничего. А потом я понял: если заменить норковую горжетку блузкой «Шип-н-Шор», я получу Ванду Фрати.
Чез Фрати из Дерри натравил на меня Билла Теркотта. Эта мысль даже вынырнула в моем мозгу... но я ее тогда отогнал. Глупая мысль.
Кого натравил на меня Фрэнк Фрати с Форт-Уорта? Конечно, он знает Акиву Рота из «Финансового обеспечения»; Рот, наконец, бой-френд его дочери.
Вдруг мне захотелось достать свой револьвер, захотелось достать его как можно скорее.
Я вылез из «Шеви» и забежал на крыльцо с ключами в руке. Я выбирал на связке нужный ключ, когда из-за угла Хейнз-авеню на полном газу выскочил фургон и, выехав левыми колесами на бордюр, с хрустом застыл перед домом № 214.
Я огляделся вокруг. Не увидел никого. Улица была пустой. В поле зрения не было ни одного хоть какого-то разини, которому можно было бы позвать о помощи. Не говоря уже о копах.
Я всунул нужный ключ в замок и повернул, думая, что запрусь изнутри от них, кем бы они ни были, и вызову копов по телефону. Внутри я почувствовал горячий застоявшийся дух пустого помещения и вспомнил, что здесь теперь нет телефона.
Через лужайку бежали упитанные парни. Трое. Один держал в руке короткий обрезок трубы, похоже, чем-то обмотанный.
Нет, на самом деле их там оказалось достаточно для игры в бридж. Четвертым был Акива Рот, и он не бежал. Он неспешно шел по дорожке с руками в карманах и беззаботной улыбкой на лице.
Я захлопнул дверь. Я схватился за винт задвижки. Я уже почти успел, но нет, дверь распахнулась. Я бросился в спальню и преодолел половину пути.
15
Двое из громил Рота потянули меня в кухню. Третьим был тот, с трубой. Труба была обмотана полосками темного фетра. Я это увидел, когда он аккуратно положил ее на стол, за которым я съел много вкусных обедов. Он натянул перчатки из желтой кожи.
Рот стоял, прислонившись к косяку, с той же беззаботной улыбкой.
— У Эдуардо Гутьерэса сифилис, — сообщил он. — Добрался уже и до мозга. Через восемнадцать месяцев он будет мер'вый, но знаешь шо? Ему на это чихать. Он верит, шо вернется арабским эмиром или шо кто знает каким дерьмом. Как 'ебе 'акое, а?
Реагирование на алогичные сентенции — во время коктейльных вечеринок, в общественном транспорте, в очереди за билетами в кино — само по себе рискованное дело, но особенно тяжело угадать, что ответить, когда тебя держат двое, а третий вот-вот начнет бить. Итак, я не произнес ничего.
— Проблема в том, шо он забрал себе в голову еще и тебя. Ты выигрывал ставки, которые не должен был выигрывать. Иногда ты проигрывал, но Эдди Г. словно ополоумел, так как считает, шо ты их проигрывал умышленно. Воображаешь? А потом ты сорвал большой куш с Дерби, и он решил, шо ты, ну, не знаю я. Телепат какой-то херов, или шо, типа видишь будущее. Ты знаешь, шо он сжег твой дом?