11.22.63 - Страница 67

Я медленно прошел мимо аппарата с содовой и дальше через двери. Я чувствовал себя словно из стекла сделанным. День был прохладный, температура не выше сорока пяти градусов, но солнце обжигало мое лицо. Липкое. Вновь скрутило кишки. Какую-то минутку я стоял столбом, с наклоненной головой, одна ступня на тротуаре, другая в водостоке. Судороги утихли. Я пересек улицу, не оглядываясь на движение машин, и кто-то мне посигналил. Я удержался, чтобы не показать средний палец сигнальщику, но только потому, что и без этого имел достаточно проблем. Не мог рисковать, встрявая в неприятности; я уже оброс ими.

Вновь меня схватила судорога, двойной поворот ножа в кишках. Я бросился бегом. Ближайшим был «Тусклый серебряный доллар», его дверь я и рванул, впихнувшись своим несчастным телом в полутьму и дрожжевой дух пива. В музыкальном автомате Конвей Твитти жаловался, что все это лишь обман. Хотел бы я, чтобы он был прав.

В зале было пусто, если не считать одного клиента, который сидел за пустым столом и испуганно смотрел на меня, и бармена, который склонился над карандашом, поглощенный кроссвордом в ежедневной газете. Он поднял на меня глаза.

— Туалет, — сказал я. — Быстрей.

Он показал в конец бара, и я спринтером бросился к дверям, обозначенным ПАРНИ и ДЕВКИ. Выставленной перед собой рукой я толкнул ПАРНИ, словно прорывающийся защитник, который ищет открытое пространство, куда можно бежать. Там пахло дерьмом, сигаретным дымом и слезоточивой хлоркой. Единственная туалетная кабинка не имела двери, что, вероятно, было к лучшему. Я резко расстегнул брюки, словно Супермен, который опаздывает на ограбление банка, развернулся, и полилось.

Как раз вовремя.

Когда закончился последний спазм, я достал из бумажного пакета гигантскую бутылку каопектата и сделал три глотка. Желудок у меня подпрыгнул. Я силой загнал его на место. Удостоверившись, что первая доза не собирается вырваться назад, я потянул еще, отрыгнул и неспешно закрутил пробку бутылки. На стене по левую сторону от меня кто-то нарисовал пенис с тестикулами. Текстикулы были распанаханы, и из них текла кровь. Под этим волшебным изображением художник написал: ГЕНРИ КАСТОНГЕЙ В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ КАК ВЫЕБЕШЬ МОЮ ЖЕНУ ВОТ ЧТО ПОЛУЧИШЬ.

Я закрыл глаза и, как только это сделал, увидел того напуганного клиента, который наблюдал мой спринтерский рывок к туалету. А клиент ли он? На столе у него не было ничего; он просто там сидел. С закрытыми глазами я ясно увидел его лицо. Я знал его, это лицо.

Когда я вернулся к бару, Конвея Твитти уже сменил Ферлин Хэски, а Безподтяжечник исчез. Я подошел к бармену и спросил:

— Тут сидел парень, когда я к вам вошел. Кто он такой?

Тот отвлекся от своего кроссворда.

— Я никого не видел.

Я достал портмоне, извлек пятерку и положил рядом на подкладку под пивную кружку с логотипом «Наррагансетт».

— Имя.

Он провел короткий молчаливый диалог сам с собой, бросил взгляд на банку для чаевых, которая стояла рядом с банкой маринованных яиц, не увидел внутри ничего, кроме одинокого дайма, и сделал жест, после которого моя пятерка исчезла.

— Там сидел Билл Теркотт.

Это имя мне ничего не говорило. Пустой стол также мог ничего не означать, тем не менее, с другой стороны...

Я положил на барную стойку брата-близнеца Честного Эйба.

— Он зашел сюда, так как наблюдал за мной?

Если прозвучит ответ «да», это будет означать, что он за мной следил. И, возможно, не только сегодня. Но зачем?

Бармен отодвинул банкноту от себя.

— Все, что я знаю, — это то, что он по-обыкновению заходит сюда хильнуть пивка, и побольше.

— Так почему он ушел прочь, так его и не выпив?

— Может, заглянул в свой кошелек и не увидел там ничего, кроме своей библиотечной карточки. Я что вам, похож на Брэйди Мэрфи? А сейчас, когда вы уже достаточно навоняли в моем туалете, почему бы вам или что-нибудь не заказать, или не уйти прочь?

— Там хорошенько воняло еще до того, как я его посетил, друг мой.

Не такая уже и эффектная прощальная фраза, но это было лучшее, на что я был способен при тех обстоятельствах. Я вышел и остановился на тротуаре, выглядывая Теркотта. Его простыл и след, вместо этого в витрине своей аптеки торчал Норберт Кин, руки сложены за спиной, смотрит на меня. Улыбки в его взгляде не было.

В пять двадцать в тот вечер я припарковал «Санлайнер» на стоянке около Баптистской церкви на Витчем-стрит. Он попал в хорошую компанию, судя по доске объявлений, ровно в 17:00 в этой церкви началась встреча АА. В багажнике моего «Форда» лежало все добро, которое я насобирал за семь недель жизни в этом, как я привык его называть, Химерном городке. Все самое важное лежало в портфеле «Лорд Бакстон», который мне дал Эл: его записи, мои записи и деньги, которые еще остались. Слава Богу, большинство их я хранил наличкой.

На сидении рядом со мной стояла бумажная сумка с бутылкой каопектата — уже на три четверти опустошенной — и поддерживающими трусами. К счастью, я уже не думал, что они мне пригодятся. Желудок и кишечник, похоже, успокоились, и дрожь также покинула мои руки. В бардачке, поверх моего «специального полицейского» 38-го калибра лежало несколько батончиков «Пейдей». Эти вещи я также положил в бумажную сумку. Позже, когда я уже займу позицию в усадьбе №202 по Ваймор-лейн между гаражом и живой изгородью, я заряжу револьвер и засуну его себе за пояс. Как какой-то дешевый бандюга из тех фильмов категории «Б», которые крутят в «Стренде».

В бардачке лежала еще одна вещь: номер «Телегида» с Фредом Эстером и Бэрри Чейз на обложке. Уже, наверное, в десятый раз, после того, как я купил этот журнал в палатке наверху Мэйн-стрит, я развернул его на пятничной программе.