11.22.63 - Страница 48

Что же это за музыка? Что-то бодрое, с небольшим внутренним ускорением. От нее мои мысли повернулись к Кристи, туда, в более ранние наши дни, когда я был по-настоящему увлечен ею. Когда мы находились в восторге один от другого. Фа-ба-да…фа-ба-да-да-дам … Часом, не Глен Миллер?

Я сходил в библиотеку с надеждой пересмотреть статистические данные. Последняя национальная перепись была восемь лет тому назад, и, в ней должны были быть зафиксированы три из четырех детей Даннингов: Трой, Артура и Гарольд. Только Эллен, которой на момент убийства исполнилось семь, не была учтена в переписи 1950 года. Там также должен был обнаружиться и их адрес. Конечно, за эти восемь лет семья могла и переехать куда-нибудь, тем не менее, даже если так, кто-то из соседей мог бы мне подсказать, куда они подевались. Это же маленький город.

Вот только не оказалось там данных переписи. Библиотекарша, приятная женщина по имени миссис Старрет, поведала мне, что, по ее мнению, те бумаги действительно когда-то хранились в библиотеке, но городской совет неизвестно по какой причине решил, что они должны храниться в муниципалитете. Туда их и передали в 1954 году, сказала она.

— Не очень обнадеживающе, — улыбнулся я ей. — Знаете, как говорят: с горсоветом напрасно бороться.

Миссис Старрет не ответила на мою улыбку своей. Вела себя она учтиво, даже любезно, но имела тот самый запас настороженности, что и все, с кем я встречался в этом подозрительном городе — Фрэд Туми оставался тем исключением, которое подтверждает правило.

— Не говорите ерунды, мистер Эмберсон. Нет ничего секретного в данных переписи Соединенных Штатов. Идите прямо туда и скажите городской секретарше, что вас прислала Реджина Старрет. Ее зовут Марша Гей. Она вам поможет. Хотя, возможно, они положили те бумаги в подвал, где им отнюдь не место. Там сыро, и я не удивлюсь, если там живут мыши. Если у вас возникнут трудности — любые трудности — приходите, обращайтесь вновь ко мне.

И я пошел в городской совет, в фойе которого увидел плакат: РОДИТЕЛИ, НЕ ЗАБЫВАЙТЕ НАПОМИНАТЬ СВОИМ ДЕТЯМ, ЧТОБЫ НЕ ГОВОРИЛИ С НЕЗНАКОМЦАМИ И ГУЛЯЛИ ТОЛЬКО СО СВОИМИ ДРУЗЬЯМИ. В очередях к разным окошкам стояло несколько человек. Большинство из них курили. Конечно. Марша Гей приветствовала меня вымученной улыбкой. Миссис Старрет уже успела предупредить ее по телефону о моем визите и соответственно ужаснулась, когда мисс Гей сказала ей то, что сейчас сказала и мне: данные переписи 1950 года пропали вместе с другими документами, которые сохранялись в подвале городского совета.

— В прошлом году у нас были ужасные ливни, — объяснила она. — Лило целую неделю. Канал вышел из берегов, и все в Нижнем городе — так старожилы у нас называют центр, мистер Эмберсон, — все в Нижнем городе затопило. Наш подвал почти месяц оставался похожим на Гранд-Канал в Венеции. Миссис Старрет права, те бумаги нельзя было сюда передавать, и никто, кажется, теперь не знает, зачем и кто именно приказал это сделать. Мне ужасно жаль.

Невозможно было не почувствовать того, что чувствовал Эл, когда старался спасти Каролин Пулен: будто бы я нахожусь внутри какой-то тюрьмы с эластичными стенами. Неужели мне только и осталось, что шляться по местным школам, надеясь приметить мальчика, похожего на шестьдесят-с-чем-то-летнего уборщика, который недавно стал пенсионером? Искать семилетнюю девочку, которая заставляет хохотать до колик своих одноклассников? Прислушаться, не услышу ли где-то, как кто-то из детей кричит: «Эй, Тугга, подожди»?

Правильно. Чужак, который слоняется рядом со школами в городе, где первое, что бросается в глаза в городском совете, так это плакат, который предостерегает родителей в отношении опасных незнакомцев. Если существует такой способ действий, как лететь прямо на радар, так это именно тот случай.

Единственное было ясно — мне нужно выбираться из отеля «Таун Хаус». По ценам 1958 года я легко мог позволить себе жить там еще много недель, но такое порождает сплетни. Я решил просмотреть частные объявления и подыскать себе комнату в аренду на месяц. Я повернулся, чтобы уже возвратиться в центр города, но мгновенно застыл.

Фа-ба-да…фа-ба-да-да-дам …

А действительно это Глен Миллер. «В расположении духа», мелодия, которую у меня были причины хорошо знать. Мне стало интересно, и я пошел на звуки музыки.

В конце чахлого ограждения, которое отделяло тротуар Канзас-стрит от обрыва Пустыря, обнаружилась небольшая лужайка для пикников. На ней находился каменный мангал и два столика с ржавым баком для мусора между ними. На одном из этих столов для пикника стоял портативный проигрыватель. Крутилась большая черная пластинка из тех, что на 78 оборотов в минуту.

Там, на траве, танцевали чубатый парень в подмотанных изоляционной лентой очках и абсолютно роскошная рыжеволосая девушка. Младших старшеклассников мы называли в ЛСШ «твинэйджерами», и именно такими были эта парочка подростков. Но двигались они с грацией взрослых. Не просто дергались, а танцевали свингово. Меня они приворожили, но также... что? Мне стало страшно? Конечно, но разве что чуток. Мне было страшно почти все то время, которое я перебывал в Дерри. А впрочем, сейчас чувствовалось и кое-что другое, что-то большее. Что-то наподобие благоговейного трепета, словно я ухватился за нити какого-то бескрайнего знания. Или заглянул (через тусклое стекло, известное дело) вглубь часового механизма вселенной.

Вам следует знать, что я встретил Кристи на курсах свинга в Льюистоне, и именно под эту мелодию мы с ней учились танцевать. Позже — в наш самый лучший год: это шесть месяцев до брака и шесть месяцев после бракосочетания — мы принимали участие в танцевальных конкурсах и однажды на Чемпионате Новой Англии по свингу заняли четвертое место (Кристи тогда сказала — «чемпионский приз для неудачников»). Мы выступали под «Буги-башмачки», немного замедленную микс-версию старого хита «КейСи & Оркестра Солнечного Сияния».