— Ни в коем случае.
— Хорошо. Мы с Диком отбудем в Мексику в воскресенье, к тому времени его похмелье должно уже развеяться. Мы как-то староваты для медового месяца, но на юг от границы есть кое-какие ресурсы, недоступные в нашем «шестизарядном штате». Кое-какие экспериментальные лечебные средства. Я сомневаюсь в их действенности, но Дик преисполнен надежды. И, черт побери, попробовать следует. Жизнь…— Она печально вздохнула. — Жизнь очень сладкая, чтобы отдавать ее без боя, как вы думаете?
— Да, — произнес я.
— Да. И кое-кто держится за нее. — Она присмотрелась ко мне. — Вы собираетесь заплакать, Джордж?
— Нет.
— Хорошо. Так как это могло бы меня взволновать. Я даже самая могла бы расплакаться, а у меня это некрасиво получается. Никто никогда не написал бы поэмы о моих слезах. Я не плачу, я крякаю.
— Насколько все плохо? Можно мне спросить?
— Довольно плохо. — Она произнесла это словно между прочим. — Мне осталось месяцев восемь. Возможно, год. То есть, это допуская, что травяные препараты, или персиковые косточки, или что там есть в Мексике, не подействуют магическим образом.
— Мне очень жаль это слышать.
— Благодарю, Джордж. Высказано точно. Сверх этого была бы сентиментальщина.
Я улыбнулся.
— У меня еще есть дополнительная причина видеть вас на вечеринке, хотя это не отметает того факта, что для приглашения хватило бы одной лишь вашей волшебной компании и блестящего остроумия. Фил Бейтмен не единственный, кто уходит в отставку.
— Мими, не делайте этого. Возьмите академический отпуск, если надо, но...
Она решительно покачала головой.
— Больная или здоровая, но сорока лет достаточно. Время прийти более молодым рукам, более молодым глазам, более молодому уму. По моей рекомендации Дик нанял весьма квалифицированную молодую леди из Джорджии. Ее зовут Сэйди Клейтон. Она будет на вечеринке, она тут абсолютно никого не знает, и, я надеюсь, вы отнесетесь особенно внимательно к ней.
— Миссис Клейтон?
— Наверно я бы так не говорила, — взглянула лукаво Мими. — Я слышала, что в ближайшее время она собирается восстановить свою девичью фамилию. Продолжаются некоторые юридические формальности.
— Мими, вы сейчас сватаньем занимаетесь?
— Вовсе нет — возразила она…и тут же сдавлено прыснула. — Разве что немножечко. Просто вы единственный преподаватель на факультете английской литературы, кто ничем не связан, и именно вам естественно выступить в роли ее ментора.
Мне это показалось удивительным отскоком в алогичность, тем более для ее упорядоченного ума, тем не менее, я провел Мими до двери, ни слова не сказав по этому поводу. Сказал я другое:
— Если все так серьезно, как вы говорите, вам следовало бы начать лечение сейчас же. И не у какого-то знахаря где-то в Хуаресе. Вам следовало бы обратиться в Кливлендскую клинику. — Я не знал, существует ли уже Кливлендская клиника, но на тот момент за возможный анахронизм не переживал.
— Не думаю. Имея выбор между возможностью умирать где-то в больничной палате, утыканной трубками и проводами и угасанием возле моря на мексиканской гасиенде…это, как вы любите говорить, элементарно, Ватсон. Есть также еще один мотив. — Она смело посмотрела мне просто в глаза. — Боль пока что выносима, но мне говорили, что дальше он будет ухудшаться. В Мексике намного менее склонны становиться в моральные позы относительно больших доз морфина. Или нембутала, если дойдет до этого. Поверьте, я знаю, что делаю.
Помянуя, что было с Элом Темплтоном, я подумал, что она в чем – то права. Я обхватил ее руками, на этот раз обнимая весьма деликатно, и поцеловал в шершавую щеку.
Она вытерпела это с улыбкой, а потом выскользнула. Глаза ее ощупывали мое лицо.
— Хотелось бы услышать вашу историю, друг мой.
Я пожал плечами:
— Я весь открытая книга, мисс Мими.
Она рассмеялась:
— Что за нонсенс. Вы уверяете, будто сам из Висконсина, но заявились в Джоди с новоанглийским произношением на устах и флоридскими номерами на авто. Вы говорите, что наезжаете в Даллас ради полевых исследований, и в вашей рукописи якобы речь идет о Далласе, тем не менее, герои там говорят, как жители Новой Англии. Фактически там есть пара мест, где персонажи, вместо «да», говорят «даа». Может, вам следует это исправить...
А я думал, что так хитро все переписал.
— На самом деле, Мими, янки говорят «ддаа».
— Записано. — Она продолжала изучать мое лицо. Тяжело было мне не прятать взгляд, но я выдержал. — Иногда я ловлю себя на мысли, а не пришелец ли вы из космоса, как Майкл Ренни в фильме «День, когда Земля остановилась» . Анализируете здесь аборигенов и отчитываетесь на Альфу-Центавра, есть ли надежда для нас как вид, или, может, следует нас сжечь гамма-лучами, пока мы не успели распространить наши микробы по всей галактике.
— Весьма прикольно, — произнес я, улыбнувшись.
— Хорошо. Мне невыносима мысль, что обо всей нашей планете могли бы судить лишь по Техасу.
— Если за образец взять Джоди, я уверен, Земля выдержит экзамен.
— Вам тут нравится, правда?
— Да.
— Джордж Эмберсон ваше настоящее имя?
— Нет. Я изменил его по причинам, важным для меня и ни для кого больше. Хотелось бы, чтобы это осталось между нами. По очевидным причинам.
Она кивнула:
— Не сомневайтесь. Мы еще увидимся с вами, Джордж, в библиотеке, в харчевне... и на вечеринке, конечно. Вы будете дружелюбны с Сэйди Клейтон, не так ли?
— Ласковым, как месяц май, — произнес я, и то с техасским вывертом «маа’й». На что она рассмеялась.