11.22.63 - Страница 112

112

То есть это если я сумею его уговорить завтра выйти на сцену.

Я подумал, не дать ли ему несколько салфеток клинекс, но решил, что они здесь не помогут. Достал на кухне из ящика полотенце для вытирания посуды. Он вытер лицо, кое-как овладел собой, а потом безутешно посмотрел на меня. Глаза у него были красные и мокрые. Он начал плакать не перед моей дверью; было похоже на то, что это у него продолжается всю вторую половину дня.

— О'кей, Майк. Объясни мне все толком.

— Все в команде с меня смеются, мистер Эмберсон. Тренер начал называть меня Кларком Гейблом — это было на весеннем пикнике Львиного прайда — и теперь все так меня зовут. Даже Джимми. — имелся ввиду Джим Ла-Дью, супер-навороченный куотербек команды и лучший друг Майка.

Меня не удивило поведение тренера Бормана, это был прозаичный, сумасбродно преданный своему делу человек, который не терпел, когда кто-то вступал на его территорию, неважно, было это во время сезона или вне него. А Майка обзывали и хуже; дежуря в коридорах, я слышал, как его звали Приезжим Майком, Тарзаном и Годзиллой. Он отбивался от кличек смехом. Такая насмешливая, даже невнимательная реакция на подначки и шуточки может быть самым ценным приложением к росту и общим габаритам, которыми наделяются огромные ребята, а я рядом с Майком с его ростом за два метра и весом в 270 фунтов выглядел, как Мики Руни.

В футбольной команде «Львов» была одна звезда, и это был Джим Ла-Дью — разве не он имел собственный бигборд на перекрестке шоссе №77 и дороги №109? Но если и был игрок, который обеспечивал возможность Джиму быть звездой, то это именно Майк Косло, который запланировал себе, как только закончится школьный сезон, поступить в Техасский университет A&M. Ла-Дью же собирался попасть в ударную группу Бамской «Малиновой волны» (о чем всегда были готовы вам рассказать как он сам, так и его отец), но если бы кто-то попросил меня выбрать из этих двух того, у кого больше шансов выйти в профи, все свои деньги я поставил бы на Майка. Джим мне нравился, но вместе с тем мне все время казалось, что у него или травма колена вот-вот произойдет, или вывих плеча. С другой стороны, Майк с его телосложением, похоже, больше был готов к долгосрочной работе.

— Что говорит Бобби Джилл?

Майк и Бобби Джилл Оллнат ходили практически плечо к плечу, словно сиамские близнецы. Роскошная девушка? Хорошо. Блондинка? Хорошо. Чирлидерша? Стоит ли спрашивать?

Он расплылся в улыбке.

— Бобби Джилл за меня на тысячу процентов. Говорит, чтобы я взял себя в руки, чтобы перестал обращать внимание на тех ребят, которые козу вокруг меня водят.

— Слова здравомыслящей юной леди.

— Да, она абсолютно лучшая.

— Кстати, я подозреваю, что все те клички — совсем не то, что тебя смущает. — А когда он не ответил: — Майк? Не молчи.

— Я выйду на сцену перед всеми теми людьми и буду там клеить из себя дурачка. Это Джимми так мне сказал.

— Джимми — адский куотербек, и я знаю, какие вы с ним друзья, но когда речь идет об актерстве, он не отличит дерьма от конфеты. — Майк захлопал глазами. В 1961 году непривычно было услышать слово «дерьмо» от учителя, даже если бы у того был его полон рот. Но, конечно же, я был всего лишь подменным преподавателем, и это меня определено делало более свободным. — Думаю, ты сам это понимаешь. Как говорят в этих краях: ты можешь колебаться, но это не значит, что ты дурак.

— А люди считают, что я он и есть, — произнес он тихо. — А еще я троечник. Может, вы не знаете этого, может, подменным не показывают личные дела учеников, но я и в самом деле круглый троечник.

— Я специально пересмотрел твои академические данные после второй недели репетиций, когда увидел, что ты можешь творить на сцене. Ты троечник, так как ты футболист, все допускают, что тебе и нужно быть троечником. Это часть этноса.

— Чего?

— Это понятно из контекста, а клеить из себя дурачков оставь своим приятелям. Не говоря уже о тренере Бормане, который, вероятно, должен шнурок на своем свистке завязывать, чтобы не ошибиться, с какой стороны у него дуть.

Майк захохотал, не смотря на свои красные глаза и все такое.

— Послушай меня. Люди автоматически считают всех таких, как ты, великанов туповатыми. Докажи мне, что я неправ, если хочешь; судя по тому, что я слышал, ты ходишь в таком теле с того времени, как тебе исполнилось двенадцать, так что сам должен знать.

Он не стал мне что-то доказывать. Однако сказал:

— Все в команде пробовались на Ленни. Ради шутки. Это, типа, был такой розыгрыш, — и тут же он поспешил добавить: — Ничего такого против вас, мистер Э. Всем в команде вы нравитесь. Даже тренеру вы нравитесь.

Игроки действительно стадом носорогов как-то вломились на пробы, напугав до онемения более академически успешных кандидатов, и все заявляли, что желают попробоваться на роль большого тупого друга Джорджа Милтона. Конечно, это была шутка, но чтение Майком слов Ленни оказалось самой отдаленной от шуток вещью в мире. Это было, к черту, самое крутое откровение. Я бы воспользовался электрошокером для скота, чтобы задержать его в той комнате, если бы возникла такая необходимость, но, по-счастью, нужды в таких экстраординарных мерах не возникло. Хотите узнать, что самое лучшее в работе учителя? Видеть тот момент, когда ребенок открывает в себе тот или другой дар. Нет в мире равного этому чувства. Майк знал, что друзья по команде будут смеяться над ним, но, не смотря на это, он взялся за роль.

И тренеру Борману это, конечно, не понравилось. Тренерам Борманам всего мира всегда такое не нравится. Тем не менее, в этом случае он мало что мог сделать, особенно с Мими Коркоран на моей стороне. Ясно, что он не мог заявить, что в апреле и мае Майк нужен на футбольных тренировках. Итак, ему всего лишь и оставалось, что звать своего лучшего лайнмена Кларком Гейблом. Есть такие парни, которые не способны пересмотреть свое представление о том, что актерство — это занятие только для девушек и извращенцев, которым, типа, хотелось бы быть девушками. Гейвин Борман принадлежал именно к таким парням. На ежегодной апрельской пивной вечеринке у Дона Хегарти в День дурака он начал скулить, что я «вкладываю ненужные идеи в голову этого здорового увальня».

112