11.22.63 - Страница 41

Автокемпинг находился поодаль от шоссе, кроме того, он находился под защитой не лиственниц, а исполинских, могучих вязов. Нельзя с уверенностью сказать, что они показались мне стадом динозавров, но впечатление было сильным. Пока я их рассматривал, мистер Лицензированные Перевозки закурил очередную сигарету:

— Вам помочь с чеумаданами, сэр?

— Нет, сам справлюсь.

Сумма на таксометре не была такой грандиозной, как здешние вязы, но все же она вызывала уважение. Я подал ему два доллара, попросив вернуть мне пятьдесят центов сдачи. Похоже, было, он обрадовался; чаевых ему как раз хватало на приобретение пачки «Лаки».

Я зарегистрировался (здесь с этим без проблем; деньги наличкой, и никто у тебя не спрашивает никаких документов) и долго проспал в комнате, где кондиционером воздуха служил вентилятор на подоконнике. Проснулся свежим (хорошо), но потом выяснил, что не в состоянии уснуть ночью (не хорошо). После заката солнца движение на шоссе превратилось почти в нулевое, и вокруг упала тишина такая смиренная, что вызвала беспокойство. Настольный телевизор «Зенит» весил чуть ли не под сотню фунтов. На нем торчали «кроличьи уши». К ним был прислонен листочек с предостережением: НАСТРАИВАЙТЕ АНТЕННУ РУКАМИ. НЕ ИСПОЛЬЗУЙТЕ ФОЛЬГИ! БЛАГОДАРИМ, МЕНЕДЖМЕНТ.

Принималось три станции. Как я не старался манипулировать «кроличьими ушами», тем не менее, на Эн-Би-Си снежило так, что невозможно было смотреть; на Си-Би-Эс гуляла картинка, и регулятор вертикальной развертки никак не мог на это повлиять. По Эй-Би-Си, где сигнал был чистым, как колокольчик, показывали «Жизнь и легенду Ваета Эрпа» с Хью О’Брайаном в главной роли. Он успел застрелить нескольких бандитов, как началась реклама сигарет «Вайсрой». Стив Мак-Куин объяснял, что у этих сигарет фильтр для думающего человека, а вкус — для того, кто любит курить. Когда он начал подкуривать, я встал с кровати и выключил телевизор.

Оставался только хор сверчков.

Я разделся до трусов, лег и постарался заснуть. Припомнились мои мать и отец. Отцу сейчас шесть лет, он живет в Оклере. Маме только пять, она живет на ферме в Айове, их дом сгорит дотла через три или четыре года. Тогда ее семья переедет в Висконсин, поближе к переплетению судеб, которые со временем создадут... меня.

«Я сошел с ума, — подумал я. — Тронулся и переживаю ужасно реалистичные галлюцинации где-то в госпитале для душевнобольных. Потом какой-либо врач опишет мою историю в психиатрическом журнале. Вместо „Человека, который принял свою жену за шляпу“, я буду „Человеком, который решил, что он попал в 1958 год“».

Но тут же я провел ладонью по поверхности жаккардового покрывала и понял, что оно настоящее. Я подумал о Ли Харви Освальде, но Освальд пока что принадлежал будущему и не он меня беспокоил в этом музейного типа номере мотеля.

Я сел на краешек кровати, открыл свой портфель и достал оттуда мобильный телефон, тоже своего рода прибор для путешествий через время, от которого тут не было абсолютно никакой пользы. Тем не менее, я не удержался, открыл его и нажал кнопку питания. В окошке выскочила надпись НЕТ СЕТИ, конечно, что другое я мог ожидать? Пять черточек? Жалобный голос, который будет взывать: «Возвращайся домой, Джейк, пока не наделал вреда, который невозможно будет исправить»? Глупая, суеверная мысль. Если причиню вред, я сам же и смогу исправить, так как каждое путешествие стирает предыдущее. Можно сказать, что в комплект путешествия через время входит и автоматический включатель безопасности.

Это утешало, но держать при себе такой телефон в мире, где на передовой бытовой электроники наибольшим технологическим прорывом остаются цветные телевизоры…это отнюдь не прибавляло утешения. Если у меня его увидят, меня не повесят на виселице как колдуна, но местные копы могут арестовать и будут держать в камере, пока из Вашингтона не подъедут, чтобы меня подвергнуть допросу, ребята Эдгара Гувера.

Я положил телефон на кровать, потом вытряхнул из правого кармана все монеты. Поделил их на две кучки. Те, которые были 1958 года и старее, положил назад в карман. Те, которые были из будущего, попали в один из конвертов, которые я нашел в ящике (вместе с Гидеоновской Библией и выносным меню из ресторана «Хай-Хетт»). Я оделся, взял ключ и покинул комнату.

Во дворе сверчки звучали намного громче. В небе висел обгрызенный месяц. Звезды, которые расположились подальше от его сияния, никогда еще не казались мне такими яркими и близкими. Одинокий грузовик прожужжал по шоссе 196, а потом дорога вновь замерла. Тут раскинулось сельское захолустье, и это захолустье спало. Где-то далеко просвистел дырочку в ночи товарный поезд.

Во дворе виднелись только две легковушки, а в тех секциях, напротив которых они стояли, было темно. Как и в мотельном офисе. Чувствуя себя вором, я отправился в поле за кемпинг. Высокая трава хватала меня за штанины джинс, которые я завтра заменю на новые банлоновые слаксы.

Далее ограждение из простой проволоки обозначало конец территории «Лиственницы». За ним лежал небольшой пруд из тех, которые крестьяне называют копанками. Около него в ночном тепле спали с полдюжины коров. Одна из них посмотрела на меня, когда я пролез под проволочным ограждением и отправился к копанке. Но быстро потеряла любопытство и вновь склонила голову. Она ее не подняла и тогда, когда мой мобильный телефон «Нокиа» бултыхнулся в ставок. Я запечатал конверт с монетами и послал его вдогонку за телефоном. Потом я возвратился тем же путем, что и пришел, задержавшись позади кемпинга, чтобы удостовериться, пусто ли во дворе, как и до этого. Так оно и было.