11.22.63 - Страница 280

280

Вопрос, который я уже слышал ранее, от Фрэнка Аничетти, во «Фруктовой». Во время моей первой прогулки в прошлое. Тогда я солгал. Мне не хотелось делать этого теперь.

— Я не совсем уверен, каким образом ответить на этот вопрос, Гарри.

Он отмахнулся.

— Нам должны были бы подавать электричество три дня в неделю, и сегодня один из тех самых дней, но его отключили уже около шести вечера. Имею доверие к Провинциальной Энергокомпании не большее, чем веру в Санта Клауса.

Услышав это, я вспомнил наклейки, которые видел на машинах.

— И давно Мэн стал частью Канады?

Он подарил мне взгляд «а вы, случайно, не того», но я заметил, что ему это нравится. Такое себе чудачество, не- местность. Мне подумалось, когда же это у него в последний раз мог происходить настоящий разговор хоть с кем-то?

— С 2005 года. Вас кто-то по голове ударил, или что-то еще случилось?

— Фактически именно так. — Я подошел к его креслу и опустился на одно колено, то, которое еще гнулось легко и безболезненно, и показал ему то место у меня на голове, где никогда больше не будет расти волосы. — Меня очень сильно побили несколько месяцев назад…

— Да, я заметил, как вы прихрамывали, когда бежали на тех ребят.

— …и теперь я не помню очень много чего.

Неожиданно под нами содрогнулся пол. Задрожали язычки пламени в лампах. Затарахтели рамками фотографии на стенах, а двухфутовой высоты гипсовый Иисус с протянутыми вперед руками, тревожно вибрируя, прошелся до края каминной полки. Он был похож какого-то парня, который решается на самоубийство, и по теперешнему положению доступных для моего наблюдения вещей я не мог его винить.

— Сдвиг, — произнес Гарри буднично, когда дрожь прекратилось. — Это же вы помните, правда?

— Нет. — Я встал, подошел к камину и отодвинул Иисуса назад, где он вновь стал рядом со своей Святой Матерью.

— Благодарю. Я уже, к черту, потерял половину апостолов с полки у себя в спальне, и за каждым грущу. Они были еще мамины. Сдвиги — это дрожание земли. У нас они частые, но большинство, в самом деле, важнецких землетрясений происходят на Среднем Западе или еще дальше, в Калифорнии. В Европе и Китае также, обычно.

— Люди причаливают свои яхты в Айдахо, где-то так? — Я так и стоял пока что возле камина, рассматривая фотографии.

— До этого пока еще не дошло, но…например, четыре японских острова уже исчезли, вы об этом знаете?

Я взглянул на него недоверчиво.

— Нет.

— Три из них были маленькие, но и Хоккайдо исчез тоже. Опустился в океан четыре года назад, будто на каком-то проклятом лифте. Ученые говорят, что-то происходит с земной корой. — И дальше он обыденно заметил: — Они говорят, если это не прекратится, где-то в 2080 вся планета разлетится на куски. И тогда солнечная система будет иметь два астероидных пояса.

Я допил остаток своего виски одним глотком, и крокодиловы алкогольные слезы моментально удвоили мое зрение. Когда комната вновь сфокусировалась, я показал на снимок, где Гарри было лет пятьдесят. Он уже сидел в кресле-каталке, но имел более здоровый и бодрый вид, по крайней мере, выше пояса; штанины парадных брюк коробились на его усохших ногах. Рядом с ним стояла женщина в розовом платье, которое цветом напомнила мне тот костюм, который был на Джеки Кеннеди 22 ноября 1962 года. Я вспомнил, как моя мать учила меня никогда не говорить, что у женщины «простецкое лицо»; такие люди имеют, говорила она «благие лица». У этой женщины лицо было благое.

— Ваша жена?

— Да. Это снято в день нашего двадцатипятилетнего юбилея. Она умерла через два года. Это теперь случается все время. Политиканы вам будут говорить, что все это из-за атомных бомб — с того времени, как случился Ханойский Ад в 69-м, их было двадцать восемь, или, может, двадцать девять взорвано со всех сторон. Они в этом будут клясться до синевы, но каждый знает, что язвы и рак не распространялись так сильно, не было так плохо до того, как с Вермонтским Янки приключился Китайский синдром. Это случилось, когда годами уже длились митинги протеста против этой станции. «Ох, — говорили они тогда, — не будет никаких сильных землетрясений в Вермонте, нет, только не здесь, не в царстве Божьем, разве что обычные дрожания и сдвиги». А посмотрите, что происходит.

— Вы говорите, что в Вермонте взорвался реактор?

— Радиация распространилась на всю Новую Англию и южный Квебек.

— Когда?

— Джейк, вы с меня смеетесь?

— Нисколечко.

— Девятнадцатого июня 1999 года.

— Мне очень жаль вашу жену.

— Благодарю, сынок. Она была хорошей женщиной. Красивой женщиной. Она такого не заслуживала. — Он медленно вытер рукой себе глаза. — Давно уже я не говорил о ней, да где там, много воды утекло с того времени, как я вообще хоть с кем-то говорил. Можно, я налью вам еще немного этого веселящего сока?

Я раздвинул пальцы, показывая малость. Я не собирался долго здесь рассиживаться; всю эту ужасную историческую картину, весь этот туман я должен был постичь впопыхах. Мне многое надо было сделать, и не в последнюю очередь вернуть к жизни мою замечательную женщину. Это означает впереди новый разговор с мистером Зеленая Карточка. Мне не хотелось вести его подвыпившим, но еще один глоток виски не помешает. Я в этом нуждался. Эмоции у меня находились словно в замороженном состоянии, что, вероятно, было к лучшему, так как кругом шла глава.

— Вас парализовало во время Операции Тет? — думая при этом: «Конечно, там вас и ранило, но все могло быть еще хуже; в предыдущей версии вы погибли».

280