11.22.63 - Страница 273

273

— Я его запер, как всегда, — оправдывался я сквозь слезы и, говоря это, сам верил, что так и сделал. Наверное, потому, что так делал всегда. В тот вечер мы с отцом похоронили его на заднем дворе. «Несомненно, незаконно, — сказал отец, — но я никому не скажу, если ты будешь молчать».

Я долго лежал тем вечером без сна, думая о том, чего не мог припомнить, переживая то, что действительно мог сделать. Не говоря уже о чувстве вины. Оно меня пекло еще долго, год или даже больше. Если бы я мог припомнить точно, хоть то, хоть другое, я уверен, мне бы стало легче. Но я не мог. Запер я калитку или не запер? Вновь и вновь я возвращался мысленно в последнее утро моего песика и не мог вспомнить ничего ясно, кроме того, как кричу, телепая кожаным сыромятным поводком: «Подай, Рэкс, подай!»

Что-то такое было и в том такси, пока я ехал в Фолс. Сначала я пытался убедить себя, что в Лос-Анджелесе всегда было землетрясение в конце ноября 1963 года. Это просто один из тех исторических фактов — как неудачное покушение на генерала Уокера, — который я пропустил. Я же говорил Элу Темплтону, у меня диплом филолога, а не историка.

Это не казалось мне убедительным. Если бы такое землетрясение случилось в той Америке, где я жил, прежде чем спуститься в кроличью нору, я должен был бы об этом знать. Случались и более мощные катастрофы — цунами в Индийском океане 2004 года убило более двухсот тысяч людей, — но для Америки семь тысяч большая цифра, больше, чем в два раза выше количества жертв 11 сентября 2001.

Дальше я спросил себя, могло ли сделанное мной в Далласе как-то послужить причиной того, что, как говорит эта женщина, якобы случилось в Лос-Анджелесе. Единственный ответ, который крутился у меня в голове, это эффект бабочки, но как он мог так быстро вспорхнуть в механизм? Никак. Абсолютно никак. Между этими двумя событиями не усматривается постижимой причинно-следственной связи.

И, тем не менее, из какого-то глубокого закоулка моего ума доносился шепот: «Это ты наделал. Ты послужил причиной смерти Рэкса, так как или бросил калитку настежь, или не запер ее как следует на щеколду... и к этому ты тоже приложил руку. Ты с Элом пафосно болтал о сохранении тысяч жизней во Вьетнаме, но вот он, твой первый взнос в Новую Историю: семь тысяч погибших в Л. А.»

Да этого просто не могло быть. Даже если...

«Не светит ни одного фиаско. — Уверял Эл. — Если дела пойдут дерьмово, ты просто все изменишь назад. Легко, как матюг стереть с классной доски».

— Мистер? — отозвалась моя водительша. — Мы на месте. — Она удивленно обернулась ко мне. — Мы здесь уже почти три минуты. Правда, немного рановато для шопинга. Вы уверены, что именно сюда хотели попасть?

Я знал, что должен был сюда попасть. Заплатив по счетчику, я прибавил довольно значительную сумму свыше (это были деньги ФБР, в конце концов), пожелал ей хорошего дня и вылез.

В Лисбон-Фолсе воняло, как всегда, тем не менее, электричество, по крайней мере, было; на перекрестке, раскачиваемый северо-восточным ветром, мигал светофор. «Кеннебекская фруктовая» стояла темная, в витрине пока что ни яблок, ни апельсинов, ни бананов, которые будет выложены там позже. Объявление на двери «зеленого фронта» сообщало: ОТКРОЕМСЯ В 10:00. Изредка машины проезжали по Мэйн-стрит, несколько прохожих с поднятыми воротниками, спешили вдоль улицы. Но по ту ее сторону полным ходом гудела фабрика Ворумбо. Даже на том месте, где я стоял, слышалось шух-ШВАХ, шух-ШВАХ шерстоткацких станков. И тогда я услышал еще кое-что: кто-то меня зовет, хотя и ни одним из моих имен.

— Джимла! Эй, Джимла!

Я обернулся в сторону фабрики с мыслью:«Он вернулся. Желтая Карточка воскрес из мертвых, равно как президент Кеннеди».

Вот только этот был похож на Желтую Карточку не больше, чем тот таксист, который вчера вез меня с автостанции, был похож на того, который вез меня с Лисбон-Фолса до автокемпинга «Лиственница» в 1958 году. Хотя оба водителя имели вид почти тождественный, так как прошлое гармонизируется, и человек, который обращался ко мне с противоположной стороны улицы, также был подобен тому, который когда-то требовал у меня доллар, поскольку в «зеленом фронте» тогда был день двойной цены. Этот был намного младше Желтой Карточки и черное пальто его было новее и чище…но это было почти то же самое пальто.

— Джимла! Эй, там! — не утихал он.

Ветер тряс его за полы пальто; под ветром табличка на цепи по левую сторону от него танцевала так же, как светофор-мигалка. Тем не менее, надпись на ней я мог прочитать: ПРОХОД ДАЛЬШЕ ЗАПРЕЩЕН, пока не будет починена канализационная труба.

«Пять лет, — подумал я, — а эта раздражающая канализационная труба все еще не исправна».

— Джимла! Не заставляй меня идти туда за тобой!

Вероятно, он мог бы; способен же был его предшественник-самоубийца добираться до «зеленого фронта». Но я почему-то был уверен, что, если достаточно быстро заковыляю отсюда прочь по Старому Льюистонскому пути, этот его новый вариант ничего не сможет сделать. Возможно, он способен преследовать меня до супермаркета «Красное & Белое», где Эл покупал когда-то мясо, но если я дойду до Тайтесовского «Шеврона» или до «Беззаботного белого слона», там я уже смогу обернуться и показать ему нос. Он был привязан к кроличьей норе. Если бы не так, я увидел бы его в Далласе, я знал это так же точно, как то, что земное притяжение не позволяет людям улететь в открытый космос.

Словно в подтверждение этого, он закричал:

— Джимла, прошу!

273