— Вы же знаете, что это не что иное, как наглая пропаганда комми.
— Я это знаю! — воскликнул Хергис. — Но Бог хочет, чтобы вы нам рассказали об этом, брат.
— Я свою жизнь связал с Армией США и останусь солдатом до своего последнего дня. («Если бы Ли попал, до того дня оставалось бы всего лишь три месяца».) Как солдат, я всегда исполнял свой долг. Когда президент Эйзенхауэр приказал мне выступить в Литл-Рок во время гражданских волнений — как вы знаете, это было связано с насильственной интеграцией Центральной средней школы в 1957 году, — я исполнил свой долг. Но, Билли, кроме того, я также и Божий солдат...
— Воин Христа! Славим Иисуса!
— …и христианин, я знаю, что насильственная интеграция — это очень плохая вещь. Она противоречит Конституции, правам штатов и Библии.
— Объясните это, — поощрил Хергис, стирая слезу у себя со щеки. А может, это был пот, который просочился у него сквозь грим.
— Есть ли у меня ненависть к негритянской расе? Те, кто это говорят, и те, кто постарались, чтобы меня убрали с военной службы, которую я люблю, — лжецы и коммунисты. Вы сами все прекрасно знаете, знают люди, с которыми я служил, знает Бог. — Он наклонился вперед в своем гостевом кресле. — Вы думаете, что учителя-негры в Алабаме и Арканзасе и в большом штате Техас желают интеграции? Вовсе нет. Они усматривают в ней пощечину себе, пренебрежение к их умениям и тяжелому труду. Вы думаете, что ученики-негры желают ходить в школу вместе с белыми, которые естественно лучше подготовлены к чтению, письму и арифметике? Вы думаете, что настоящие американцы желают какого-то рода расовой нечистокровности, которая будет результатом такого смешения?
— Конечно, не желают!Слааавим Иисуса!
Я вспомнил тот указатель, который видел в Южной Каролине, тот, который показывал на тропу через ядовитый плющ. С надписью ЦВЕТНЫЕ. Уокер не заслуживал того, чтобы его застрелили, но шокового стресса он, безусловно, был достоин. Я кому-угодно рассказал бы насчет этого доброго старого «славим Иисуса».
Внимание мое отвлеклось, но то, что начал сейчас говорить Уокер, моментально вернуло его на место.
— Это Бог, не генерал Уокер, назначил место неграм в этом мире, когда дал им другой цвет кожи и другой набор талантов. Больше спортивных талантов. Что говорит нам Библия об этом различии и о том, почему негритянская раса была проклята на такие мучения и тяжкий труд? Достаточно лишь заглянуть в девятый раздел книги «Бытие», Билли.
— Славим Господа за Его Святое Слово.
Уокер закрыл глаза и поднял правую руку, словно давая клятву в суде.
— «И Ной пил вино, и упился, и лежал непокрытый. Хам увидел наготу своего отца и рассказал тем, кто стояли на дворе». Но Сим и Яфет... один прародитель арабской расы, другой прародитель белой расы... я знаю, что вы это знаете, Билли, но не все это знают, не все получили хорошее старое библейское воспитание, еще сидя на коленях у своих матерей...
— Славим Бога за христианских матерей, ваша правда!
— Сим и Яфет не смотрели. А когда Ной проснулся и узнал, что там происходило, он сказал: «Проклят пусть будет Ханаан, пусть будет он слугой слуг, лесорубом и носителем во...»
Я выключил телевизор.
9
Наблюдая, что происходит между Мариной и Ли в течение января и февраля 1963 года, я вспоминал майку, которую иногда на себя одевала Кристи в последний год нашего брака. На ней был изображен пират со злым оскалом, ниже находилась фраза: ПОБОИ БУДУТ ПРОДОЛЖАТЬСЯ, ПОКА НЕ УЛУЧШИТСЯ МОРАЛЬ. Немало побоев было нанесено в доме №604 на Элсбет-стрит той зимой. Мы, соседи, прислушивались к воплям Ли и плачу Марины — иногда от злости, иногда от боли. Никто не вмешивался, включая меня.
Нельзя сказать, что она была единственной женой, которую били в окраинах Дубового оврага; потасовки в пятничные и субботние вечера, похоже, были местной традицией. Все, чего, как я помню, мне хотелось в те гнетущие, серые месяцы, это чтобы эта убогая, бесконечная мыльная опера, в конце концов, закончилась, и я смог все время проводить вместе с Сэйди. Вот я убежусь, что Ли действовал соло в попытке застрелить генерала Уокера, а потом и сам завершу свое дело. То, что Освальд действовал сам однажды, не обязательно будет доказывать, что он действовал один в обоих случаях, но это было лучшее, что я мог сделать. Когда будут проставлены все точки над «и», а все «t» будут перечеркнуты черточками — большинство из них, по крайней мере, — я выберу время и место и застрелю Освальда так же хладнокровно, как застрелил Фрэнка Даннинга.
Время шло. Медленно, тем не менее, шло. И тогда, незадолго до того, как Освальдам переехать на Нили-стрит в квартиру выше моей, я увидел, как Марина говорит со старой леди с ходунками и прической Эльзы Ланчестер. Обе женщины улыбались. Старая леди что-то спросила у молодой. Марина рассмеялась, кивнула и приложила ладони себе к животу.
Я стоял у себя возле окна с раздвинутыми шторами, держа в одной руке бинокль, а второй стараясь вправить себе отпавшую челюсть. В заметках Эла ни словом не речь шла о таком развитии событий, он или не знал об этом, или ему это было безразлично. Но небезразлично это было мне.
Жена человека, на которого я израсходовал более четырех лет ожидания, чтобы его застрелить, вновь была беременной.
1
Освальды стали моими соседями сверху 2 марта 1963 года. Вещи свои из того потрепанного кирпичного дома на Элсбет-стрит они переносили своими силами, по большей части во взятых из винного магазина картонных коробках. Вскоре начали регулярно крутиться катушки моего японского магнитофончика, но преимущественно я слушал их направленно, через наушники. Таким образом, разговоры, которые происходили наверху, звучали нормально, вместо того, чтобы замедленно плыть, хотя, впрочем, я мало что из них мог понять.