11.22.63 - Страница 181

181

Как же она меня утешила, захохотав.

— Тот россиянин скажет что-то на подобие…— тут я довольно убедительно сыимитировал русский акцент. Научился, слушая жену Ли. Ну, и еще кое-что подцепил у Бориса и Наташи из «Рокки и Бульвинкля» . — «Донесите весть вашему президенту, что мы желаем выйти из этого дела с честью. Вы убираете ваши ядерные ракеты из Турции. Вы обещаете никогда не вторгаться на Кубу. Мы говорим о'кей и демонтируем наши ракеты на Кубе». Поверь, Сэйди, все будет происходить именно так.

На этот раз она не хохотала. Она смотрела на меня огромными, как блюдца, глазами.

— Ты выдумываешь все это, чтобы меня утешить.

Я молчал.

— Нет, не выдумываешь, — прошептала она. — Ты на самом деле в это веришь.

— Неправильно, — возразил я. — Не верю, а знаю. Это большая разница.

— Джордж…никто не знает будущего.

— Джон Клейтон заявляет, что может узнать, и ему ты веришь. Роджер из Йеля заявляет, что знает, и ему ты веришь тоже.

— Ты к нему ревнуешь, правда?

— Как ты, к черту, угадала.

— Я никогда не спала с ним. Даже желания такого не возникало. — И она торжественно добавила: — Я ни за что не смогла бы переспать с мужчиной, который выливает на себя столько духов.

— Приятно слышать. Но я все равно ревную.

— Можно мне спросить, откуда ты можешь…

— Нет. На эти вопросы я не отвечу. — Возможно, мне не следовало было ей рассказывать всего того, что я успел наговорить, но я не мог принудить себя остановиться. А если честно, я бы вновь поступил также. — Но могу сказать кое-что другое, и ты через пару дней сможешь сама это проверить. Представитель России и наш Эдлей Стивенсон станут лицом к лицу. Стивенсон покажет огромные фотографии ракетных баз, которые россияне строят на Кубе, и предложит русскому дяде объяснить, что имеют ввиду россияне, говоря, что их там нет. Россиянин скажет что-то на подобие «вы должны подождать, я не могу дать ответ без полного перевода». А Стивенсон, который хорошо знает, что тот прекрасно владеет английским языком, скажет слова, которые войдут во все учебники истории, наравне с фразой «не стреляйте, пока не увидите белки их глаз» . Он скажет россиянину, что готов ждать его ответ, пока ад не замерзнет.

Она с сомнением посмотрела на меня, потом обернулась к ночному столику, увидела поверх кучи окурков раздавленную пачку «Уинстона» и произнесла:

— Кажется, у меня сигареты закончились.

— Перебьешься как-то до утра, — сказал я сухо. — Мне кажется, ты уже перебрала свою недельную норму.

— Джордж? — голосом очень поникшим, очень неуверенным. — Ты останешься со мной на эту ночь?

— Я оставил машину перед твоим…

— Если кто-то из придирчивых соседей что-то спросит, я отвечу, что ты приехал проведать меня после президентской речи, а потом не заводилась машина.

Учитывая то, как «Санлайнер» ездил в последние дни, это звучало правдоподобно.

— Означает ли твое внимание к правилам пристойности, что тебя перестал беспокоить ядерный Армагеддон?

— Я не знаю. Я знаю лишь, что не хочу оставаться одна. Я даже займусь с тобой любовью, если смогу таким образом оставить тебя у себя, но не думаю, чтобы в этом было что-то приятное для нас обоих. У меня ужасно болит голова.

— Ты не тебе нужно обязательно заниматься со мной любовью, сердце мое. Это не деловое соглашение.

— Я не имела в виду…

— Тихо. Я пойду, принесу аспирин.

— И посмотри там, наверху аптечки, хорошо? Бывает, иногда я прячу там пачку сигарет.

Пачка обнаружилась, но, сделав три затяжки первой сигареты, которую я ей подкурил, она поплыла, начала кунять. Я вытащил сигарету из ее пальцев и втоптал в подножие Раковой горы. Потом, обнял Сэйди, отклонился вместе с ней на подушки. Так мы и заснули.

Когда я проснулся с первыми лучами рассвета, зиппер моих слаксов был расстегнутый, и внутри них работала ловкая рука. Я обернулся к Сэйди. Она смотрела на меня спокойно.

— Мир все еще жив, Джордж. И мы тоже. Давай. Будь нежным. У меня все еще болит голова.

Я был нежным и делал это долго. Мы делали это долго. В конце она подалась бедрами вверх, впившись пальцами мне в плечо. Это было ее сжимание: «Ох, милый, ох, Боже мой, ой сладенький».

— Кем-угодно, — шептала она, дыша мне в ухо, пока я дрожал, кончая. — Пусть ты будешь кем-угодно, будешь делать что-угодно, только скажи, что останешься. И что ты меня снова любишь.

— Сэйди…я никогда не переставал.

Перед тем как мне уехать в Даллас, мы с Сэйди позавтракали на кухне. Я сказал ей, что теперь это действительно будет Даллас, и, хотя пока что у меня нет телефона, я сообщу ей номер, как только он у меня появится.

Она кивнула и вновь принялась за свою яичницу.

— Я не забираю назад своих слов. Больше я ничего у тебя не буду спрашивать о твоих делах.

— Это к лучшему. Не спрашивай, не выдашь.

— Что?

— Не обращай внимания.

— Просто скажи мне снова, что ты на стороне добра, а не наоборот.

— Да, — ответил я. — Я один из хороших ребят.

— А когда-нибудь ты сможешь мне рассказать?

— Надеюсь, что да, — сказал я. — Сэйди, те фото, которое он прислал…

— Я их порвала сегодня утром. Не хочу я о них говорить.

— Да и не надо. Но я хочу услышать от тебя, что это единственный контакт с ним, который у тебя случился. Что он не появлялся где-то поблизости.

— Его здесь не было. А почтовый штемпель на конверте Саванны.

Я обратил на это внимание. Тем не менее, я также отметил, что штемпель датирован почти два месяца назад.

181