11.22.63 - Страница 125

125

— Конечно, я могу, мистер…

— Скажем, мистер Доу. Джон Доу.

Глаза его вспыхнули, как, могу себе вообразить, они вспыхнули бы у Э. Говарда Ганта, едва лишь тот узрел те перспективы, которые крылись в отеле «Уотергейт».

— Хорошее имя.

— Благодарю. И желательно было бы иметь пару вариантов шнуров. Короткий, если мне удастся спрятать магнитофон рядом, и длиннее, если мне придется прятать его в шкафу или по другую сторону стены.

— Это я могу, но не следует делать их длиннее десяти футов, так как звук тогда будет совсем грязный. Ну и, чем длиннее шнур, тем более шансов, что кто-то его заметит.

Даже преподаватель английского способен был это понять.

— Сколько за все?

— Ммм…сто восемьдесят?

Он явно был готов торговаться, но я не имел на это ни времени, ни желания. Поэтому, выложив на прилавок пять двадцаток, я сказал:

— Остальное вы получите, когда я буду забирать аппаратуру. Но сначала мы ее проверим, чтобы убедиться, что все работает, согласны?

— Да, чудесно.

— А, вот что еще. Достаньте подержанные лампы. Чтобы были такие, ветхие.

— Ветхие?

— Такие, словно их надыбали где-то на надворной распродаже или на блошином рынке по четвертаку за штуку. — Когда имеешь у себя за плечами несколько спектаклей (включая те, что я когда-то ставил в ЛСШ, «О мышах и людях» был у меня пятым), ты хоть немного, но знаешь толк в декорациях. Меньше всего мне хотелось, чтобы из какой-то полумеблированной квартиры кто-то стибрил лампу, начиненную прослушкой.

На какое-то мгновение он удивленно замер, а потом его лицо расцвело сообщнической улыбкой:

— Догнал. Реализм.

— Где-то так, как говорила госпожа. — Я уже было отправился к двери, но вдруг возвратился назад, оперся ладонями на витрину с транзисторными радиоприемниками и заглянул ему в глаза. Не могу присягнуться, что он узнал во мне человека, который убил Фрэнка Даннинга, но также не могу сказать наверняка, что он его не узнал. — Вы же не собираетесь об этом болтать, не так ли?

— Нет! Конечно же, нет! — он будто зиппер застегнул у себя на губах движением пары пальцев.

— Вот и чудненько, — сказал я. — Когда?

— Дайте мне несколько дней.

— Я возвращусь в следующий понедельник. В котором часу вы закрываетесь?

— В пять.

Я прикинул расстояние от Джоди до Далласа и сказал:

— Еще двадцатка сверху, если подождете до семи. Это самое раньшее, когда я смогу успеть. Вам подойдет?

— Да.

— Хорошо. Чтобы все было готово.

— Будет. Что-то еще?

— Да. Какого хрена вас зовут Тихим Мичем?

Я думал, что он ответит «так как я умею хранить рот на замке о чужих тайнах», но услышал другое.

— Когда я был еще совсем маленьким, я считал, что та Рождественская песня обо мне. Так оно ко мне и пристало.

Я не переспрашивал, но смысл его объяснения дошел до меня уже на полдороги к машине, и я захохотал.

Тихий Мич, Святой Мич.

Иногда мир, в котором мы живем, на самом деле, бывает местом, где случаются странные чудеса.

Вернувшись в Соединенные Штаты, Ли с Мариной жили во многих дешевых арендованных квартирах, включая ту, в Новом Орлеане, которую я уже успел посетить, но, основываясь на заметках Эла, я думал, что мне следует сконцентрироваться только на двух из них. Одна находилась под номером 214 на Западной Нили-стрит в Далласе. Друга была в Форт-Уорте, и именно туда я отправился после моего визита к Тихому Мичу.

У меня была карта города, но все равно пришлось трижды спрашивать дорогу у людей. Последней была пожилая черная женщина, продавец в лавке «Мама & Папа», которая и показала мне правильное направление. Увидев наконец-то, что искал, я не удивился, что это место было так тяжело найти. Эта супержопа Мерседес-стрит была немощеной, сбитой до бетонной твердости дорогой, вдоль которой тянулись облупленные дома, разве что чуточку лучшие, чем лачуги фермерских наемников. Улица выливалась в большую, почти полностью пустую автостоянку, где сквозь потресканный асфальт проросли сорняки. За этим паркингом торчала задняя стена складского здания. На ее шлакоблочной поверхности большими, футов в десять высотой, белыми буквами было написано: СОБСТВЕННОСТЬ МОНТГОМЕРИ УОРД. НАРУШИТЕЛИ БУДУТ ПРЕСЛЕДОВАТЬСЯ и ПОД КОНТРОЛЕМ ПОЛИЦИИ.

С направления Одесса-Мидленд тянуло запахом крекингового бензина, а где-то совсем рядом в воздухе воняло неочищенными сточными водами. Через приоткрытые окна лились звуки рок-н-ролла. Я успел услышать «Доуэллс», Джонни Бернета, Чаби Чекера… и это только на протяжении первых сорока ярдов, или около того. Женщины развешивали стирку на ржавых вертушках. Все в рабочих халатах, приобретенных, вероятно, в «Зейре» или в «Маммот-марте», и почти все на вид беременные. На потресканной глиняной тропе грязный маленький мальчик вместе с не менее грязной девочкой стояли и смотрели на мою машину. Они держались за руки и были очень похожими, чтобы не узнать в них близнецов. Голый, если не считать единственного носка, мальчик держал в свободной руке игрушечный пистонный пистолет. У девочки из-под майки «Клуб Микки Мауса» свисал подгузник. Она сжимала в руках пластиковую куклу, такую же грязную, как и ее хозяйка. Двое голых по пояс мужчин, оставаясь каждый на своем дворе, перебрасывались футбольным мячом, у обоих в уголке губ свисало по папиросе. За ними петух и две худющие курицы рылись в пыли рядом с костлявым псом, который то ли спал, то ли просто лежал мертвый.

Я остановился перед домом №2703, в который Ли привезет жену и дочь, когда уже не сможет выдерживать душевно-убийственной материнской любви Маргариты Освальд. Две бетонные колеи вели к лысому куску закапанной машинным маслом земли, где, если бы это было в более престижном районе города, должен был бы стоять гараж. На заброшенном, поросшем сорняками участке, который должен был бы считаться тут за лужайку, валялись брошенные дешевые пластмассовые игрушки. Там же, девочка в заношенных розовых шортах без устали била в деревянную обшивку дома европейским футбольным мячом. После каждого удара мяча об стену она выкрикивала: «Чамба!»

125